Парк в Алупке (Большая Ялта), на территории Воронцовского дворца. Известен как Алупкинский парк, Воронцовский парк, парк Воронцовых. Памятник садово-паркового искусства, основан в первой половине XIX века под руководством немецкого садовника Карла Кебаха. Составляет единый ансамбль с Воронцовским дворцом.

Площадь парка около 40 гектар. На его территории насчитывается около 200 видов, разновидностей и садовых форм экзотических деревьев и кустарников. Акклиматизировано множество растений стран Средиземноморья, Северной и Южной Америки, Восточной Азии. В парке произрастают магнолия крупноцветковая, платан восточный, дуб пробковый, сосна итальянская, земляничник мелкоплодный, земляничник крупноплодный, араукария чилийская, калина вечнозелёная, пальмы, лавры, кипарисы, маслины. Парк разбит в пейзажном (ландшафтном стиле), который не искажает, а дополняет природу, по принципу амфитеатра (в основании которого лежит «Чайный домик» на берегу моря). Прибрежным шоссе, соединяющим Ялту с Симеизом, парк делится на Верхний и Нижний.

Достопримечательности Вернего парка:

Лунный камень;
Малый и Большой Хаосы;
Форельное, Зеркальное и Лебединое озёра;
Платановая, Солнечная, Контрастная и Каштановая поляны;
фонтан «Трильби» — построен в 1829 году, происхождение названия достоверно не известно; согласно одной версии назван в память любимой собаки графа Воронцова, согласно другой — в честь доброго домашнего духа из рассказа Шарля Нодье;

Достопримечательности Нижнего парка:

«Фонтан слёз» — вариант Бахчисарайского фонтана;
Фонтан «Раковина»
Источники «Кошачий глаз» и «Чайный домик»
Скала И. К. Айвазовского
Львиная терасса — терасса, примыкающая к южной стороне Воронцовского дворца, на которой расположены три пары львов: спящие, пробуждающиеся и бодрствующие. Скульптуры выполнены из белого карракского мрамора в мастерской В. Боннани.

Предпосылки

Апогей русского романтизма совпал с политическими, экономическими ми и социальными изменениями, происходившими в России после войны 1812 года. В новой романтической эстетике наметилось стремление к универсальному охвату человеческой культуры и осознание ее глубоких исторических корней. Ведущую в том роль сыграла всемирная отзывчивость русской литературы, и прежде всего таких ее выдающихся представителей, как А. С. Пушкин, Н. К. Батюшков, В А Жуковский, П. Я. Чаадаев . Интерес к прошлому, к истории, сочинения на темы „чужих народов", многочисленные переводы исторических романов В. Скотта, Т. Мура, В. Ирвинга, Ш. Нодье, Г. Гофмана подвигнули архитекторов и их заказчиков к желанию «построить улицу, которая сделалась бы тогда в некотором отношении историей развития вкуса». Уже в конце 1820 годов, предвосхищая мечту Н. В. Гоголя иметь „архитектурную летопись", в России начали возводить постройки, имитирующие стили прошлых эпох. Архитекторы Н. Л. Бенуа, А. А. Менелас, А. П. Брюллов, М. Д. Быковский, А. М. Штакеншнейдер создали немало сооружений, отмеченных чертами готики, Возрождения, барокко и очень часто с признаками восточного зодчества.

Связанная кровными и дружескими узами с английской, польской и русской аристократией, окружившая себя лучшими умами Новороссийского края, просвещенная чета Воронцовых, конечно же, не могла оставаться в стороне от новых веяний. Уже первые строения Алупки - Азиатский павильон, Индийская мечеть, Греческие павильон и церковь - будто составили отдельные «тома» архитектурной летописи. Блор добавил к ним большой „готический том" в образе главного сооружения - дворца. Признаками историзма отмечено и художественное содержание парка. На нем несомненно сказалось влияние английского паркостроения. Начиная с XIX века оно развивалось под знаком Хемфри Рептона. Для этого архитектора и созданной им школы характерны были соединения различных стилей - классики и готики, пейзажного и регулярного парков. Сочетание в одном парке американского сада, цветника Возрождения, английской лужайки и китайского пейзажа отнюдь не считалось эклектикой и совсем на нарушало законов синтеза[1]. Только вот синтез понимался Рептоном не как сумма стилеобразующих признаков, а как общность художественных и содержательных идей, настроенных на восприятие человека, передвигающегося по объектам парка или дворца и как бы собирающего воедино образы различных исторических эпох, географических зон и разнообразных видов природы.

Дворец и парк

Дворец с его горизонтальной протяженностью корпусов и парк, поднимающийся от берега моря по вертикали рельефа, каждый по-своему, но весьма последовательно, раскрывают страницы истории: первый - средневекового зодчества, второй - европейского паркостроения, так тесно связаны между собой, что порой бывает трудно уловить заканчивается зона воздействия дворца и начинается влияние парка. В еще большей степени весь ансамбль связан с запредельными картинами природы, рельеф которой в районе Алупки представляет собой амфитеатр. На генеральном плане «Имения Алупка» 1859 года хорошо видны очертания орхестры и выше ее лежащей овальной куртины, словно повторяющей контуры большого природного амфитеатра. В бассейне видимости амфитеатра тщательно продуманы визуально-смысловые связи.

Влияние английской литературы

На фотографии с рисунка Н. Чернецова (1836), изображающей „Чайный домик", в орнаменте пола у фонтана читаются контуры компасных стрелок-лучей, указывающих направления строениям, озерам, камням, деревьям-солитерам, а также видам на горы и море. Центральная ось определена по меридиану Ай-Петрипод углом 34°5.Во всяком случае, именно в год завершения павильона Воронцов записал в своем дневнике от 7 июля 1834 года, что «делал наблюдение с Мармоном для узнавания высоты отклонения стрелки - нашел меридиан»[2]. Анализ перспективы некоторых боковых лучей доказывает, что они могли бы иметь под собой литературные или философские обоснования. Так, например, ось, связанная внутри парка с треугольными камнями Зала фонтанов и Лебединого озера (встречается и другое название - «Меридово озеро»), могла бы мыслиться подобной полету Пери, героини поэмы Томаса Мура „Лала Рук". Тут и «долины Кашемира и древ сандальных фимиам», и «гроты хладной тьмы жилище», и уж совсем похожая картина, где «отблеск дня передает пирамида пирамиде, и с вершины их падет яркий свет в лазурь Мерида»[3]. ... Зная о близости Блора к Томасу Муру и то, что его поэма была чрезвычайно популярной в семье Воронцовых, мысль о ее внедрении в поэтику парка не кажется нам крамольной.

Образы древней классики

Не могло не сказаться и увлечение Воронцова древними классиками. И с этой точки зрения композиция, выстроенная возле Чайного домика, выглядит списанной из диалогов Платона: „Клянусь Герой, прекрасный уголок! Этот платан, такой развесистый и высокий... а этот прелестный родник, что пробивается под платаном: вода в нем совсем холодная, вот можно рукой попробовать. Судя по изваяниям дев и жертвенным приношениям, здесь, видно, святилище каких-то нимф и Ахилоя..." Совпадения на этом не заканчиваются. Например, у Платона в мифе „та земля", что похожа на мяч, сшитый из двенадцати кусков (в павильоне тоже двенадцать колонн) и „пестро расписанный разными цветами", имела горы, чьи обломки - „это те самые камешки, которые так ценим мы здесь: наши сердолики, и яшмы, и смарагды, и все прочие подобного рода"[4]. Не затем ли в 1842 году пароход „Петр Великий" привез „для алупкинского парка и ручейков 29 мешков разноцветных камней из Коктебеля"?[5] И не потому ли пирамида-фонтан в Лебедином озере (идея „той земли") выбивала струю воды, которая, переламываясь, дробилась в лучах солнца „на град из разноцветных драгоценных камней"?

Как известно, „платоновский сад" лежит в основе европейского парко-строения. Его идеи вошли и в средневековые монастырские сады, и в сады Возрождения и Версаля. Вдохновлялись им и в конце XVIII— начале XIX века - в эпоху увлечения натурфилософией. Нет ничего удивительного в том, что этот „отрывок пустынных берегов Эллады с тенями ее великой истории, с поэзией ее аечной весны" избран в качестве фундамента для поддержки своеобразного археологического слоя, в котором нашли свое отражение все этапы средневековых садов. Ибо сразу за куртиной „платоновского сада" начинаются пять обширных регулярных террас с мощными подпорными стенами.

Готика

Чем выше, тем более развито „готическое" украшение, дающее представление о той или иной эпохе средневековых садов . На первой ступени маленькие пристенные фонтанчики не сконструированные, а как будто вылепленные наподобие их примитивных аналогов IX-X веков. Следующая вверх терраса закреплена фонтаном „Раковина". Он расположен по центральной оси главного корпуса и по форме близок к готическим сооружениям ХП-ХШ веков. Фонтан является обобщенным геометризованным повторением силуэта главного корпуса и зрительно на него накладывается. Раньше на террасе росли только розы и лилии - символы чистоты и верности обету. Сейчас сохранилась лишь роза "bracteata" родом из Китая. Крупные, белые, похожие на шиповник соцветия покрывают подпорную стену с июня по декабрь . И, наконец, непосредственно перед дворцом раскинулась львиная терраса. Ее решение - это причудливое переплетение садов Альгамбры и ренессансной Италии, тюдоровских цветников и бахчисарайских двориков. Тут есть все, чем славилось паркостроение в XVI веке. На парапетах подпорной стены установлены вазы каррарского мрамора. Среди стриженой растительности берет начало широкая, чуть трапециевидная лестница из диабаза с мраморными белыми фигурами спящего, пробуждающегося, поднимающихся на лапы и сторожащих львов . Все они вышли из мастерской болонского скульптора Боннани, о чем свидетельствует выбитая на пьедестале „Спящего льва" авторская подпись. Во всем царит симметрия и гармония - в разбивке цветников, расположении флорентийских каскадных фонтанов, ваз, скамеек. Особое очарование этой части парка придают цветущие в разные времена года растения. В феврале тонкий острый запах издают кустарники Хима-нантуса. Не успевают в мае отцвести сиреневые гроздья китайской глицинии, как уже распускаются розы всех сортов и оттенков. В июне выбрасывает свое красное ожерелье коралловое дерево. В августе нежной розовой пеной окутаны ветки индийской сирени, густым оранжево-зеленым ковром распускается на восточной стене дворца японская текома. В теплые знойные вечера дурманящим запахом веет от магнолии крупноцветной. Таких высоких магнолий, такого обильного, как здесь, цветения больше не встретишь на всем Южном берегу Крыма. Многочисленные фонтаны сооружались в непосредственной близости от жилища и павильонов. Они разные по стилю, к тому же некоторые из них имеют свою легенду. В Бахчисарайском дворике находится фонтан „Мария". Фонтан назван самой Е. К. Воронцовой именем главной героини знаменитой поэмы Пушкина48. По свидетельству хорошо знавшего ее биографа Пушкина П. И. Бартенева, она сохранила до старости теплые воспоминания о поэте и ежедневно читала его сочинения. „С ним соединялись для нее воспоминания молодости". Другие диабазовые фонтаны - словно вехи в,истории создания ансамбля: высеченные на них даты отмечают годы сооружения наиболее значительных его частей (1829,1834,1839). Особая строгость и монументальность форм отличает фонтан „Трильби" (расположен рядом с западным входом во дворец), созданный по рисунку художника И. И. Ковшарова. Под названием и датой „1829", прочеканенными в диабазе, есть небольшой барельеф, исполненный греком Яни, на сюжет „собака, схватившая кошку". Сюжет давно забыт и потому оброс самыми невероятными вымыслами. В одном из писем М. С. Воронцов писал по этому поводу: „Барельеф, представляющий смертельную битву между Трильби и татарской кошкой, предо мной и производит прекрасное впечатление"50. Видимо, кличка собаке дана в честь маленького шотландского эльфа - хранителя домашнего очага, героя популярной в 1820-х годах готической повести французского писателя Шарля Нодье „Трильби". Здесь же совсем недалеко находятся еще два фонтана. Первый, тоже готический, из инкерманского камня, отмечен этой же датой. Стихотворную надпись к нему сочинил во время поездки по Крыму в 1830 году поэт пушкинской плеяды Виктор Тепляков51 О виде и местонахождении еще одного воспетого в стихах фонтана можно прочитать у В. Я. Брюсова. При входе в верхний парк, у рощи каменных дубов, стоит весьма скромный диабазовый пилон. Над отверстием для воды - дата „1839". Она свидетельствует об окончании планировки этого района и о завершении строительства протянувшегося от озер до моря многоступенчатого каскада, названного в честь романтической оперы немецкого композитора Карла-Марии Вебера „Вольный стрелок" (по-немецки „Фрейшитц")[6]. Заканчивая работу, каменотесы - взрослые сыновья Гаврилы Петровича Полуэктова -прочеканили дату. В тот год они наконец получили за свой многолетний труд „милостивое разрешение" выкупиться на волю, за что и заплатили в контору Воронцовых 3 тысячи рублей ассигнациями[7].

Знаменитые гости

Более чем полуторавековая история парка накопила много воспоминаний, связанных со знаменитыми людьми и памятными датами. Многим известна „Скала Айвазовского" на берегу моря. Не случайно она стала любимым местом работы великого мариниста. Окружающий скалу пейзаж, с его хаосом камней, особенно во время бури, вполне соответствовал романтическому воображению художника. Жаль, ушли в прошлое другие топонимы парка, такие, например, как скала Потемкина, холм Монмартра, олицетворяющие победу русского оружия на поле брани.

Пейзажный сад

Из 40 гектаров Алупкинского парка большая часть отведена под пейзажный сад. Совершенно уникальным в художественном отношении является верхний парк. По отзывам посетителей того времени, он „не имеет никакого сходства ни с вычурностью времен Людовика XIV ни собственно с современным английским парком". Его своеобразие заключается в том, что он лишен внешних следов вмешательства человека. Создатели парка руководствовались поэтическим и философским пониманием природы, ее глубинных творческих сил.

Малый Хаос

Ближе всего от дворца тенистый Малый хаос - сад медитаций, череда зеленых интерьеров[8], мест уединения среди невысоких скал и гротов, черемуховых, кизиловых, самшитовых и лавровых ширм. Здесь все согласовано с масштабом человека, все подчинено стремлению вызвать у него чувство неразделимости с миром природы. Деревья не солируют, а как бы слиты в одну общую массу. И даже могила сеттера по кличке Чемлек („мементо мори") не страшит, а лишь навевает мимолетную грусть. Плотная масса зелени дарует тень, влажный, легкий воздух. Обильно струящиеся воды сохраняют мох и лишайник на камнях. Они закутывают поверхность камня и, подобно ваятелю, мягко моделируют его форму, утверждая патину времени. Ненавязчиво следуют за рельефом дорожки, ступеньки, подпорные стенки. Грубая, циклопической кладки стена врастает в тело скалы. Короткий марш лестницы будто проложен в незапамятные времена и истоптан миллионами ног паломников. Парк наполнен звуками: пением птиц, журчанием воды. В Зале фонтанов со всех сторон раздаются голоса. Хор водопадов, каскадов ручьев звучит контрастно. Сначала путника встречает шумное, низвергающееся с отвеса скалы, пенящееся полотно воды, чуть дальше -скала, едва обласканная потоком, выше устроен журчащий под корнями деревьев источник, а впереди - двойной каскад с его оглушающим фортиссимо. Все это настраивает на ощущение уходящего, убегающего, ускользающего, как вода, времени. Интересно, что приезжающих в Алупку поэтов и художников Малый хаос привлекал особенно.

Пушкин, Жуковский...

Одним из первых, в 1824 году, эти места почтил „Элегией" знакомец Пушкина по Одессе Василий Туманский. В 1837 году прошел весь „сад из равняемых скал" и зарисовал их в своем альбоме В. А. Жуковский. Известны рисунки этих гротов и камней у Н. Г. Чернецова и О. Раффе. Выразительно звучит тема прогулки и ее звуковой фон у поэта Я. П. Полонского. Много лет спустя каскад Малого хаоса воиде в алупкинский цикл 1898 года Валерия Брюсова.

Платановая поляна

Петляя тропинками парка, погружаясь то в сумрак, то в свет, посетитель неожиданно оказывается на открытом пространстве перед Платановой поляной, на которой мощные, торжественных форм деревья, освещенные солнцем, словно славят мудрость, красоту и вечность природы. На плоскости изумрудного газона союз трех раскидистых восточных платанов противопоставлен группе крымских сосен и кедру гималайскому. Оказавшись перед такой картиной, человек, сведущий в „искусстве украшать сады", непременно бы воскликнул: „Как на картинах Клода Лоррена или Никола Пуссена!" И сходство это обнаружил бы отнюдь не случайно. В ландшафтном искусстве и живописи одни законы. И там, и здесь принято говорить: композиция, колорит, перспектива, рамы, пейзаж.

«Руины Ай-Петри»

Царящая в пейзаже громада горы-руины Ай-Петри с успехом заменила не видный в этой части парка образ дворца и восполнила то, что в других парках сооружалось специально: руины; башни, часовни. Ай-Петри - настоящая путеводная звезда парка . Иногда ее умело отделяли от остального массива гор, для чего специально выращивали „рамы" из кипарисов, сосен и других высоких деревьев. В процессе прогулки, медленной и неторопливой, обратите внимание на каждое из встреченных растений. Вот кряжистый короткий ствол и стелющаяся по поверхности поляны жесткая крона казацкого можжевельника. А дальше поражающие мощью и величием деревья-великаны - две крымские сосны, укрытые седой хвоей.

Деревья

С севера сквозь разреженные кроны можно оценить утонченную графику ветвей, полюбоваться могучими стволами сосен, их серебрящимися на свету длинными седыми иголками, увидеть дробную тонкую игру теней на траве. Отсюда пейзаж смотрится особенно архитекто-ничным, устойчивым, будто рассчитанным на века. Ощущение равновесия вызвано гармоничным соответствием ровной поверхности земли и горизонтального размаха гигантских ветвей. От посадок начала XX века на Южном берегу Крыма уцелел единственный экземпляр араукарии чилийской, да и тот угнетен в росте. Все дерево покрыто шипами и лишено кроны в обычном понимании этого слова. Взрослые ветви и молодые побеги имеют одинаковую толщину и связаны между собой под прямым углом.

Водоёмы

Самый большой водоем Алупкинского парка - безусловно, Черное море. Оно его главная природная доминанта. В нижнем парке много великолепных точек обзора морских далей. Верхний парк посвящен горам. Их вид является наиболее сильным эмоциональным переживанием во время прогулки. И тут встреча с горным Лебединым озером, окруженным камнями и скалами, вполне естественна. Над темными водами, в центре, как символ устойчивого миропорядка, высится пирамида-фонтан. Противоположный смысл таит в себе зеркало отражения. Бесстрастно фиксирует оно смену сезонов в природе, смену времен человеческой жизни. Нарядная и необычайно легкая в мае изумрудная завеса хвои высоких и стройных таксодиумов (болотных кипарисов) в конце октября начинает пылать, вокруг зажигаются листья ясеней и дикого винограда, покрывается золотом старая грабовая роща на западном берегу. Почти весь парк вечнозеленый, и только озеро горит ярким осенним костром. Невольно вспоминаются пушкинские строки: „...И с каждой осенью я расцветаю вновь". Созвучным восприятию поэтов в романтическую эпоху был и вид лебедей -этих непременных спутников озер. Образ гордой, независимой птицы олицетворялся со свободой творческого вдохновения. А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, Я. П. Полонский посвятили ей ряд прекрасных поэтических строк.

Совсем рядом другое озеро - мягкое и лиричное по настроению. Замшелые камни разбросаны у его западного берега между густых зарослей орешника и дикого винограда. С востока сюда проникают утренние лучи солнца и легкое дуновение ветра. Многие уголки парка устраивались в расчете на утреннее, вечернее, а озеро - еще и на ночное освещение любимой спутницей поэтов Луной - Селеной. Зеркальное озеро почти прячется среди скал и густых зарослей. Описывая парк в 1834 году, Монтадон указывал на существование в нем „необычного феномена" - между скал бил сильный горный источник. Этот источник сохранился и поныне. Со всех сторон его окружают скалы, дно выложено плоскими диабазовыми камнями. Сверху шатром нависают деревья. Едва заметное движение воды, ее особая чистота и прозрачность образуют на поверхности четкое цветное отражение, сквозь которое видится второе, зеркальное отражение парка. В романтической лирике образом озер, подобных этому, часто пользовались как метафорой, позволяющей проводить параллель между глубинами человеческой души и настроением в природе. Если отсюда подняться по извилистой тернистой тропинке, проложенной сквозь заросли кизильника, клена и дуба пушистого, то можно выйти к подножию Большого хаоса.

Большой Хаос

Романтики охотно пользовались темой Хаоса, заимствованной из античной натурфилософии. Древние греки считали, что из Хаоса все начиналось и, пройдя круговорот природы, все им кончалось. Из поэзии Дж. Байрона, Ф. И. Тютчева космогонический мотив проник в парки, причем иногда камни в них искусственно нагромождали. А лупке все ее Хаосы природа подарила 150 миллионов лет тому назад. Излившаяся в наружные слои земной коры магма застыла и в результате землетрясений и оползней превратилась в обломки. Но даже это олицетворение грозных сил стихии человек сумел довести до состояния грандиозности. Из нагромождений извлекли мелкие обломки, а вершину весьма своеобразно нарастили, посадив на ней группу итальянских сосен и земляничника мелкоплодного. Легкие очертания крон, сливаясь с цветом камней, влекут к себе взор, сулят тень и прохладу. С этой вершины открывается величественная панорама моря, гор и всего дворцово-паркового ансамбля.

Если спуститься к востоку, то непременно встретишь пейзаж, контрастный предыдущему. Это Солнечная поляна

Солнечная поляна

Ее дорога, то поднимаясь над обширным зеленым ковром газона, то приближаясь вплотную к стволам деревьев, тактично руководит вниманием путника. Стоит остановиться у северной возвышенной окраины возле колоннады кипарисов, чтобы посмотреть вслед парусу итальянской пинии, плывущей вниз, на ярко-зеленый покров. Весной этот зеленый оазис весь усыпан фиалками и маргаритками. Его центр составляет группа высоких хвойных гигантов. Посаженные ствол в ствол друг к другу, они не мешают обозревать пространство, а при обходе периодически исчезают из поля зрения, создавая череду бесконечно меняющихся видов. Каждый из этих гигантов мог бы вполне олицетворять свою родину, играть роль ее символа. Далеко раскинул свои ветви с густо посаженными короткими иголками ливанский кедр. Прославленное в мифах и легендах Востока, священное дерево Ливана входит в его герб. На некоторых монетах Мексики прочеканены пучки хвои (иголки до 30 см) мексиканской сосны. Ее нежный пушистый султан примостился на верхушке мачтообразного ствола. Зончатая крона и сизо-розовый, рдеющий на закате ствол итальянской пинии - неотъемлемый атрибут прекрасной Италии. Родина кипариса - Кипр и страны Малой Азии. Редкий экземпляр кипариса пирамидальной формы (ему около 200 лет) находится у западной границы поляны. В центре растет хозяйка здешних горных лесов - крымская сосна. Она значительно старше созданной в 1830-х годах поляны. В ясные дни, когда „маленькая вселенная" буквально залита солнцем, на ее траве можно наблюдать „прелюдию" дерева - его тень. По представлению романтиков, она есть душа дерева. Подобных четких по рисунку и полноте форм теней нет ни в какой другой части парка. Нет нигде и такой иллюзорной близости гор. На южной видовой площадке открывается великолепная панорама Ай-Петринской гряды. С востока ее ограничивает уникальная рама: букет из деревьев, высокая желтая сосна и раскидистая корона ветвей растущего внизу императорского тиса. Составленные с большим искусством „букеты" - не только свидетельство художественного дара садовника, но и память о дружбе, любви или особой привязанности побывавших здесь людей. Необыкновенно впечатляют гнездовые посадки земляничников мелкоплодных в сочетании со скалами. Вырастить их в парке очень трудно, хотя в естественных условиях реликты Южного берега буквально цепляются корнями за крутые склоны гор. Розовый, почти лишенный коры ствол очень пластичен и представляет собой своего рода скульптуру, созданную природой и человеком.

Литература

А.А. Галиченко, А.П. Царин. Альбом. Алупка. Дворец и парк. 1992 г. Издательство "Мистецтво". Киев. ISBN 5-7715-0352-5
Ена В. Г., Твердохлебов И. Т., Шантырь С. П. Южный берег Крыма: Путеводитель. - Симферополь : Бизнес-Информ, 1996. - 303 с - ISBN 5-7707-6225-X.

	Это заготовка статьи по географии. Вы можете помочь проекту, дополнив её (способы)